Америка даже не дышит собст­венным кислородом

Григорий БОНДАРЕНКО. Лев Николае­вич, во многих своих работах вы уде­ляете большое внимание древней тибет­ской религии бон-по, пришедшей в Ти­бет в древности из Ирана и противопоставившей впоследствии буддистскому отказу от желаний свою жизнеутверж­дающую идеологию, в чём же заключа­лась эта идеология?

Лев ГУМИЛЁВ. Боном рассматрива­лись равноценно жизнь и смерть, отри­цались только предательство и ложь, которые наказывает верховное божест­во бона Митра. Он благословляет и охо­ту, и войну, если только это не связано с ложью, и поэтому бон противостоял буддизму, который не признавал убий­ства живых существ, который не прини­мал мира как такового, хотел отрече­нием от мира, полным молчанием избавиться от тягот земной жизни. Бон счи­тал, что тяготы земной жизни — это не зло, а благо.

Григорий БОНДАРЕНКО. Если в Тибете жизнеутверждаю­щий бон противостоял буддизму, то на Ближнем Востоке жизнеутверждающее христианство противостояло гностициз­му и его разновидностям.

Лев ГУМИЛЁВ. Гностики представляли себе выс­шим, что есть в мире, плерому — это полнота всего сущего. Плерома выделяет из себя эоны, которые падают в меон, то есть в не сущее, которым является материя. Материя обволакивает эоны, и эоны страдают и стремятся вер­нуться обратно к плероме. Поэтому Христос, по гностицизму, — один из ве­ликих эонов, который тоже стремится вернуться обратно в плерому. Поэтому гностицизм — по существу, атеистиче­ская система, это мистический атеизм.

Григорий БОНДАРЕНКО. В чём же тогда сходство бон-по и христианства как двух жизнеутверждающих религий?

Лев ГУМИЛЁВ. Бон-по и христианство — само­стоятельные идеологии. Тут мы имеем не положительный и отрицательный, чёр­но-белый ритм, а имеем огромный спектр разного рода мировоззрений. Вы обратите внимание, что бон — это религия Митры, который принадлежал к первому поколению богов и боролся за правду.

Григорий БОНДАРЕНКО. Лев Николаевич, жизнеутверж­дающая религия христианство вышла из Палестины, земли еврейского народа, со времен пророка Амоса до наших дней верящего в приход мессии. Что же ве­дёт евреев с древних времен мимо уми­рающих и рождающихся этносов и существует ли вообще еврейский этнос?

Лев ГУМИЛЁВ. Еврейского этноса как такового, как единого нет. Одно время был, но очень давно. Есть еврейский суперэтнос, то есть сочетание разных этносов, объединённых элементами сходства. Мы знаем еврейский этнос во времена Ав­раама, Исаака и Иакова. Они были шу­меры, они вышли из Ура халдейского. Эти предки, чисто легендарные предки (хотя исторические прототипы у них были), были концом определенного эт­нического витка и исчезли вместе с гиксосами, слились с ними, когда вошли в Египет. Моисей создал новый этнос в XV веке до н. э., который просуществовал до вавилонского пленения, до того как ассирийцы уничтожили Израиль, а вавилоняне-халдеи уничтожили Иудею. После этого еврейский этнос (этнос именно ещё) существовал как реликт среди других этносов, не развиваясь, а только взаимодействуя с другими этно­сами.

Тот толчок, который произвёл христи­анство и великое переселение народов, задел и Иудею. Тогда начались иудей­ские войны — очень длительные, очень упорные — с римлянами и с христианами. Они кончились для евреев неудачей, и евреи распространились частью на римско-германскую границу, где их никто не обижал, потому что еврейского госу­дарства там не было, частью в Персию, частью в Аравию. Образовался еврей­ский суперэтнос. Он просуществовал примерно с I века н. э. до падения Гре­нады, и остаток его — это сефарды (ис­панские и восточные евреи). И, наконец, последний этнос еврейский возник из пассионарного толчка, который был в XIII веке и прошёл через Белоруссию. Он создал хасидов — и совершенно осо­бый еврейский склад этнического миро­ощущения.

Константин ИВАНОВ. И горские есть евреи, и бухарские евреи, и евреи Па­кистана, и евреи Цейлона и Индии, и йеменские евреи.

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Фалаши в Эфио­пии, которых сейчас перевезли в Изра­иль.

Константин ИВАНОВ. Это всё условно даже, то есть на самом деле это этническая галактика, це­лая совокупность небольших, может быть, этносов и в делении не только на ашкенази и сефардов. Сейчас в Израиле целая проблема — это так называемые «русские» евреи, то есть на самом деле советские евреи.

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Ну и польские евреи.

Константин ИВАНОВ. Выходцы из Восточной Европы, те самые сторонники движения хабада, которое, конечно, не в XIII веке, а поз­же сложилось. Пассионарность может импортироваться и дрейфом, то есть передачей. В этом смысле в Восточной Европе эта новая популяция еврейская получила импортным путём пассионарность от пассионарных соседних наро­дов: литовцев, потом позже поляков.

Лев ГУМИЛЁВ. Одновременно с ними.

Константин ИВАНОВ. Нет, чуть позже. Это запозда­ние все-таки, которое как раз говорит о том, что пассионарность была импорт­ная. И когда смотришь на лидеров ха­сидского движения, на их антропологи­ческий тип, — это типично белорусский антропологический тип. Так что они очень похожи, поэтому это самостоя­тельное явление, и оно в Израиле сей­час приобретает свою окраску. Можно сказать, что все мировое еврейство пе­рестраивается под хабад, то есть хабад доминирует во всём еврейском мире. Голда Меир, Моше Даян — это же все выходцы из Советского Союза,

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Вы обратите внимание, что в са­мом Израиле решаются проблемы политические, типичные для центра суперэт­носа, потому что такие публицисты, как Израэль Шамир, Михаил Агурский, очень справедливо пишут о том, что для Из­раиля важна проблема восточноевро­пейских евреев. В мировое еврейство, в средние века близко подходившее к гомеостазу, вошла пассионарная популя­ция восточноевропейских евреев: польских и русских, как они называют, и прежде всего литовских. Как правильно Константин Павлович сказал, сейчас они доминируют. Сейчас всё поведение ев­рейского суперэтноса задаётся популя­цией восточноевропейских евреев. До­статочно сказать, что около 3/5 депута­тов израильского кнессета — это поль­ские, венгерские и русские, то есть со­ветские евреи.

Константин ИВАНОВ. Не в первом поколении, конеч­но.

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Политические проблемы, кото­рые в Израиле решаются, — это проб­лемы суперэтнические. Проблемы того, что в Израиль приезжает масса евреев со всего мира, которые принадлежат к разным этносам, а лидирует как раз эт­нос восточноевропейских евреев. Гармо­ничные европейские евреи эпохи Второй мировой войны до того назывались ост-юден, то есть восточные евреи. Для них как раз в Израиле (и Роберт Давид об этом писал) очень большая проблема — совместить в рамках одного очень не­большого территориально и политически еврейского государства выходцев из стран с очень разными традициями. Но, тем не менее, все они остаются еврея­ми, хотя они выходцы из этносов с раз­ными пассионарностями.

Скажем, западноевропейский еврей обладает меньшим пассионарным по­тенциалом. Это видно по тому, что ли­дерство в создании государства Изра­иль западноевропейские евреи уступи­ли практически безропотно, то есть ни­каких попыток не делалось противостоять выходцам из Восточной Европы. Кроме того, приезжают евреи ещё из множества других стран — они тоже приносят традиции на уровне бытовых стереотипов, часто довольно чуждые тому ортодоксальному восточноевропей­скому иудаизму, который положен в основу того, что мы называем еврей­ским поведением, еврейской, израиль­ской политикой.

Поэтому для них именно проблема стоит на уровне суперэтноса, что лиш­ний раз подчеркивает, что определение Льва Николаевича «Еврейский народ — суперэтнос» действительно правильно. Но различия внутри суперэтноса того же порядка, что и различия между нем­цами и французами, то есть они могут воевать, они могут разбиваться на от­дельные партии: одни — «левые», дру­гие — «правые», кто-то любит израиль­ское правительство, кто-то нет, но все они остаются евреями.

Константин ИВАНОВ. Можно сказать, что названия обманчивы и слова обманчивы: одно и то же слово «евреи» характеризует фак­тически несколько различных наро­дов и даже суперэтносов, то есть этни­ческих галактик. Сейчас «евреи» — это такое же понятие, может быть, как За­пад или Китай, как Запад или как рус­ские в глазах Запада, например. Под словом «русские» на Западе восприни­мается всё наше множество евразийских народов. Так же и евреи, хотя сло­во старое — «хабиру», то есть те самые племена, которые существовали во вре­мена гиксосов. Слова обманчивы: было взято старое слово, но вино было вли­то новое. Несколько пассионарных толч­ков дали соответственно несколько волн еврейской этнической истории: древняя волна, авраамовская и моисеевская, ко­торая закончилась к I веку.

Лев ГУМИЛЁВ. К I веку закончилась не авра­амовская, а моисеевская волна. Авра­амовская и моисеевская волны относят­ся к разным пассионарным толчкам. Ис­тория подхватывает евреев исключи­тельно потому, что она не знала об их предках. В XVIII веке до н. э. (выход Авраама) были ещё старые евреи, а в XVII веке до н. э. — это уже гиксосы. Старые евреи вошли в конгломерат гиксосов.

Константин ИВАНОВ. Вторая волна еврейской эт­нической истории — с I до XV века, до падения Гренады, и третья волна — восточноевропейская...

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. ...символом которой стал Шагал.

Григорий БОНДАРЕНКО. Следовательно, нынешние рус­ские и вообще восточноевропейские евреи обладают высоким уровнем пассионарности?

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Это видно по всему. Фактически они создали государство Израиль. Это же их рук дело. Европейские евреи, ко­торые уже интегрировались в эту культуру (Гейне говорил, что он кровью за­платил за входной билет в европейскую цивилизацию), достаточно пассивно смотрели на идею Израиля. Все лидеры национальной еврейской идеологии вышли из России.

Константин ИВАНОВ. Активность евреев в так назы­ваемой русской революции тоже связа­на с этой пассионарностью. Еврейские активисты были в основном выходцами из белорусских местечек и украинских. Троцкий Лейба...

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Помните, у Алексея Толстого в его прекрасном романе «Эмигранты» отец-еврей в черте оседлости говорит своему беспутному сыну: «Слушай, Шмира, хочешь — иди в эсдеки, а хочешь — в эсеры, но я не потерплю, чтобы люди говорили, что у меня сын непорядочный человек». В этом смысле, конечно, та роль, которую евреи сыграли в рус­ской революции, колоссальная социаль­ная инверсия, которая наступила после так называемой Великой Октябрьской социалистической революции, вполне закономерна. Она отражала растущую пассионарность.

Григорий БОНДАРЕНКО. Так в чём же заключались при­чины русской революции — в великорусском этносе или в окружающих его этносах?

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Нет, здесь скорее произошло наложение двух процессов. Ведь если мы говорим, и правильно говорим, что евреи — это суперэтнос, значит, есть еврейский суперэтнос и есть великоросский суперэтнос. Они находились в этническом контакте. Для любого этниче­ского контакта характерна такая вещь, как разность потенциалов, то есть пассионарность их различается на какую-то величину. Кроме того, есть и несо­вместимость стереотипов всегда. Ска­жем, если сейчас англичанин заходит, вы видите, что это не такой человек, как вы, даже если он говорил бы по-русски прекрасно. То же самое и здесь. Но каждый суперэтнос имеет фазу.

Великорусский суперэтнос в XIX веке и в начале XX века уже находился в фа­зе надлома, очевидной совершенно. Ни­чего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, когда на фазу надлома, то есть спада пассионарности великоросского суперэт­носа, заключавшегося в постоянной социальной перестройке, накладывается ещё контакт с другим суперэтносом, ко­торый обладает другой пассионарностью и другими стереотипами, тут ошиб­ка и происходит. Как раз на ослаблен­ный суперэтнос (а великоросский суперэтнос был ослаблен) оказывает силь­ное воздействие внешнее по отноше­нию к нему влияние другого суперэт­носа. Конечно, мы не можем отрицать того, что социальная инверсия евреев была колоссальной, то есть мера их участия в революции была колоссаль­ной. Достаточно назвать того же само­го Троцкого или Свердлова, массу дру­гих фигур, которые действительно оп­ределяли политику. Но ведь мы не можем не видеть и другого: того, что Красная Армия была гораздо более многочисленна, чем белая, то есть сам суперэтнос в фазе надлома разделился. Именно это разделение было очень трагично, потому что часть из них при­няла одну сторону, часть — другую, и в итоге мы имеем то, что мы имеем.

Григорий БОНДАРЕНКО. Но не произошло в ходе того этнического контакта образования хи­меры, подобной Хазарскому каганату, химеры Советский Союз?

Константин ИВАНОВ. А как же! Да не Советский Со­юз — образовалась химера, которую называем все мы коммунизмом, антисистемная идеология — коммунизм и тот самый бюрократический аппарат коммунистического государства, тот самый орден — государство в государ­стве. Затравкой этой химере послужи­ла так называемая русская интеллиген­ция. Ее только условно можно назвать русской, потому что в этническом от­ношении она была смешанная. Это бы­ли жители крупных столиц. Посмотри­те, как формировалась интеллигенция с самого начала: с некрасовских времён. Некрасов — сам полуполяк, его правая рука Панаев — полуармянин, то есть это была уже этническая смесь, и в этой этнической смеси, у которой одна твёрдая установка — атеизм принципиальный и антимонархизм, то есть демократизм, либерализм, создался своеобразный орден, из которого по­том, путем инкорпорации еврейской ин­теллигенции, сложилась коммунистиче­ская химера, этот самый большевизм, со своей антисистемной, человеконенавистнической, жизнеотрицающей идеологией. Здесь всё по теории, чёт­ко, в надломе контакт на суперэтниче­ском уровне, образование химеры и антисистемы, но и её разрушение. Всё-таки сейчас, как ни странно, хоть и бо­лезненно, но происходит разрушение этой антисистемы.

Григорий БОНДАРЕНКО. Может ли в таком случае в хо­де разрушения этой химеры возникнуть новая химера?

Константин ИВАНОВ. Может. Что нам пытаются уси­ленно навязать путем контакта с западноевропейской цивилизацией.

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Дело в том, что и риск химеризации сохраняется тогда, когда пассионарность падает. Когда пассионар­ность растёт, растёт и сопротивляе­мость, растёт резистентность любой си­стемы. Поэтому риск химеризации и сейчас, конечно, сохраняется. Для нас этот риск сохраняется тем, что мы со­храняем очарование, мы сохраняем утопию, мы сохраняем иллюзию так на­зываемого европейского единения. Хотя через суперэтническую границу мы никогда не сможем переступить.

У нас сейчас очень сильно обсуждает­ся и в «левой», и в «правой», патриоти­ческой печати вопрос о том, что евреи сыграли большую роль в революции. Но дело не в этом. Кроме евреев, бы­ла масса людей западноевропейского происхождения (интеллигентов) и на­ших западников, которые на этом стоя­ли. Ведь они никуда не делись! Сколько угодно сейчас и в академических инсти­тутах, и в правительстве, и где угодно людей, которые по-прежнему совершен­но искренне верят в слова Горбачёва, что наш идеал — это войти в семью цивилизованных народов.

Я говорил с одним чиновником, кото­рый первый раз после перестройки по­ехал в Америку. Он приехал из Амери­ки и просто в шоке находится. Он по­смотрел на всё и говорит: «Слушайте, ну как они живут! Это так здорово! На­до и нам работать для того, чтобы по­строить такую жизнь!» И все мои по­пытки ему объяснить, что американ­ская жизнь: уважение к праву, доста­точно большое безразличие к ближне­му, которое одновременно гаранти­рует социальный комфорт, — это всё результат очень долгого историческо­го развития, это не даётся так просто. За этим история тысячелетняя, кото­рая тоже была очень кровавой. Зако­номерная фаза этногенеза, к которой они пришли.

Лев ГУМИЛЁВ. Америка даже не дышит собст­венным кислородом. Она дышит тем кислородом, который ветер приносит с океанов Атлантического и Тихого. Поэ­тому в штилевую погоду у них начина­ется настоящее бедствие.

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. В работах «Римского клуба» фи­гурирует понятие так называемого зо­лотого миллиарда. Никто из людей, кото­рые хорошо знают технологию, не го­ворит, что все люди на Земле смогут жить по-американски. «Римский клуб» показывает, что если мы все будем жить по американским стандартам — это адекватно технологической катастрофе, потому что ресурсов не хватит. Есть понятие «золотой миллиард», то есть миллиард людей может жить по амери­канским стандартам. Больше планета не выдержит. Оправдаются великие слова Розанова, которые он сказал в 1918 году в «Апокалипсисе нашего времени», что Земля нас сбросит, планета сбросит. Вот мы к чему идём.

Григорий БОНДАРЕНКО. Сейчас мы наблюдаем возросшие после распада СССР претензии Америки на всемирную гегемонию. В прошлом были попытки создания всемирных импе­рий: Монгольская держава. Британская колониальная империя. Так возможна ли вообще гегемония одного какого-либо этноса или суперэтноса на планете Зем­ля?

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Нет. То, что мы сейчас наблю­даем в Америке, это вполне закономер­ный результат этногенеза не только Америки, но и всего западноевропей­ского суперэтноса. Америка — это кон­центрированный социальный итог это­го длительного этнического развития. Туда пришли англичане, туда пришли ир­ландцы, поляки, потом в Канаду и США масса украинцев приехала, уже из на­шего суперэтноса, немцы и т. д. Это итог развития. Говорить о том, что вы­сокая американская технология со­держит в себе потенцию долговремен­ной жизни, нельзя. Это то, что пророк Даниил назвал царством на глиняных ногах, колоссом на глиняных ногах. Та­кие этносоциальные структуры харак­терны не для начала, а для конца. Про­цветание, богатство, обладание отлаженным правовым и поведенческим ме­ханизмом — символы конца. Все пассионарные потенции уже вложены. Обратите внимание на войну в Заливе, ко­торая нас всех встряхнула. Как амери­канцы воевали? Они воевали за счёт техники, то есть за счёт материализован­ной пассионарности предыдущих по­колений, за счёт очень дорогостоящих технических устройств, которыми они компенсировали совершенно очевид­ное нежелание приносить человече­ские жертвы. Генерал Шварцкопф об этом прямо говорил: «Мы будем вое­вать, мы их снарядами забросаем». Они устраивали ковровые бомбардировки, потому что у них нет желания прино­сить человеческие жертвы. Это люди, ко­торые воевали за свои интересы, за материальные выгоды, за контроль над нефтью, над энергоносителями. Когда воевали Ирак и Иран, это была война совершенно другого порядка. Там употреблялась техника, но впереди стояло совершенно другое — фанатизм. Поэтому говорить о том, что американ­ская техника даёт потенции, конечно, нельзя.

Америка — этносоциальная система закатного времени, поэтому по этни­ческим параметрам она будущего не имеет. Конечно, она умрёт не завтра, понятно, что не завтра она лопнет и разрушится. Но в принципе это уже ко­нец. 50—100, может быть, 150 лет она будет существовать, но она будет те­рять лидерство. История последних де­сятилетий показывает, к каким колоссальным внутренним кризисам приво­дило это процветающее общество даже небольшое военное противостояние. Возьмите вьетнамскую войну, когда все американские либералы во всех уни­верситетах бегали и говорили: «Вот военщина попёрла людей убивать».

Константин ИВАНОВ. Здесь подспудно работает очень тонкий механизм — генетический. Дело в том, что пассионарность — при­знак, который передаётся по наследст­ву. На последних фазах этногенеза пас­сионарии вытесняются субпассионария­ми, то есть людьми, у которых дефи­цит энергии живого вещества. Это ал­коголики, проститутки, преступники и олигофрены — умственно отсталые лю­ди. Этот признак тоже наследуется ге­нетически. Таких людей в Америке ста­новится всё больше и больше. В прин­ципе, переход к последним фазам эт­ногенеза сопровождается увеличением числа субпассионариев. Этот процесс идёт. В Европе он уже заметно идёт. Кто мог сказать в начале века, что ан­глийская колониальная система не про­держится до середины века? Никто не мог сказать, но она лопнула. Француз­ская колониальная система лопнула, потому что в центре суперэтноса пас­сионарность исчерпалась раньше. На окраине суперэтноса, а Штаты — это окраина суперэтноса, в Австралии, в Южной Африке, в Новой Зеландии она ещё сохраняется. Но и там пассионар­ность исчезнет буквально, может быть, через два поколения. То, что происхо­дит в Норвегии и Швеции, — это мо­дель для поведения всех остальных западноевропейских этносов. Такой ти­хий переход в гомеостаз с ростом час­тоты субпассионарного признака. Вот где ждёт мина замедленного дейст­вия тех же самых американцев. Для французов это уже проблема — олигофрены.

Григорий БОНДАРЕНКО. Как известно, средний срок жиз­ни этноса 1200 — 1500 лет. Меняются ли эти сроки для этносов в технотронную эру?

Вячеслав ЕРМОЛАЕВ. Как мне кажется, здесь надо говорить не о влиянии техники и тех­нологии на сроки, надо говорить о влиянии на этногенез, то есть техника как внешний агент естественно влияет на стереотипы. Она нивелирует нравы, Негр начинает ездить на американской машине. Другое дело, что если слома­лась машина, он её бросает и покупа­ет новую. Есть техническое влияние на этногенез. Это такое же внешнее влия­ние, как, скажем, прямое влияние дру­гого суперэтноса, то есть военный захват, военная агрессия, подавление пассионарной элиты этого суперэтно­са, замена его на свою. То же самое — экономико-технологическая экспан­сия.

У нас сейчас проблема эмиграции мозгов. Все мало-мальски что-то со­ображающие люди, которые соответст­вуют мировому уровню по своим зна­ниям, при помощи контрактов орга­низованно эмигрируют в другие стра­ны. Естественно, пассионарность наша уменьшается. Другое дело, какова величина этого уменьшения, является ли это уменьшение критическим, та­ким, которое может привести к сокра­щению срока жизни этноса. Но уж в любом случае влияние техники на этногенез к увеличению срока жизни не приведёт. Американцев самолёты не спасут.

Есть и другой пример, другое заоке­анское продолжение Европы — Юж­ная Африка. Энергичные буры созда­ли систему апартеида. Можно спорить о моральных и нравственных критери­ях, которые лежали в основе системы апартеида. Можно это осуждать или принимать для себя. Дело не в этом. Мы видим, что замкнутая популяция белых людей, которая адаптировалась в Южной Африке, создала там своё государство, свою этносоциальную си­стему. Популяция эта неуклонно те­ряла пассионарность, и ни помощь транснациональных корпораций, ни экономические взаимосвязи с Запад­ной Европой, с Израилем, с Америкой не спасли от того, что в следующем поколении стало очевидно, что пассионарности у белых поддерживать систе­му апартеида — жёсткую систему, очень суровую, — не хватает. Правительство де Клерка вынуждено сейчас идти на реформы. Оно вынуждено частью сво­ей власти делиться с представителями чёрного большинства.

Дальше уже нетрудно предугадать следующий ход — это то, что белые будут вообще элиминированы из по­литической жизни. Люди, у которых ещё сохраняется какая-то традиция, сохраняется какая-то пассионарность — союз буров, прекрасно это понимают. Они понимают, что приходит конец и что к хорошему это не приведёт, хо­тя технологическое преимущество бе­лых в Южной Африке как было абсо­лютным, так и является абсолютным, оно никуда не делось.

Григорий БОНДАРЕНКО. Лев Николаевич, говорят, что вы задумались о таком явлении, как пассионарность, ещё в лагере. Как воз­никла ваша теория этногенеза?

Лев ГУМИЛЁВ. Да, это было в Крестах. Когда меня отвозили на Беломорканал на ле­соповал, где я находился уже, а потом вернули, потому что приговор был от­менён за мягкостью, то есть меня должны были расстрелять, я с удоволь­ствием поехал, потому что Кресты ка­зались мне после лагеря Беломорканала вообще обетованной землей. Там можно было залезть под лавку и ле­жать. И у меня возникла мысль о мо­тивации человеческих поступков в ис­тории.

Почему Александр Македонский шёл в Индию и в Среднюю Азию, хотя яв­но там удержаться не мог, и ограбить он эти земли не мог, не мог доставить награбленное обратно к себе в Маке­донию — почта тогда работала очень плохо. И вдруг мне пришло в голову, что его что-то толкало, что-то такое, что было внутри его. Я назвал это « пассионарность».

Я выскочил из-под лавки, пробежал по камере. Вижу: на меня смотрят, как на сумасшедшего, и залез обрат­но. Так мне открылось, что у челове­ка есть особый импульс, называемый пассионарностью, который я описал достаточно подробно в своей книге. Это не просто стремление к достатку и прямой выгоде, а стремление к ил­люзорным ценностям: власти, славе, алчности, стремление к накоплению богатств, стремление к знанию, стрем­ление к искусствам. Когда я был арес­тован во второй раз за маму после по­становления о «Звезде» и «Ленинграде» и сидел в Лефортовской тюрьме в Москве, прочёл там среди книг, кото­рые нам давали, книжку Тимирязева о фотосинтезе. А потом увидел свет солн­ца на полу камеры и понял, что пассионарность — это та избыточная энер­гия, не солнечная, а неизвестно какая, которая адаптируется человеком, и за­тем он не может её не выдать в виде работы. Так, если вы наливаете в ста­кан воду, то когда-нибудь вы его пе­рельёте, и она растечётся.

Если человек обладает возможностью и способом, который позволяет ему накопить эту пассионарность, она вы­ходит в виде или деятельности со­циальной, или деятельности мыслительной. Но что это за энергия, я не знал и узнал только в 1965 году, когда прочёл книжку Вернадского «Химиче­ское строение биосферы Земли и её окружения». Оказывается, Вернадский обнаружил эту энергию у саранчи, ко­торая является кузнечиком, сошедшим с ума и летящим почему-то. Её что-то толкает, так же, подумал я, как толка­ет Александра Македонского или Лу­ция Корнелия Суллу на совершенно бессмысленные и очень трудные завое­вания, которые не приносят пользы и не могут ее принести. Он делает это не из расчёта, а из внутреннего жела­ния. Это то же самое, что толкало Жан­ну д'Арк на освобождение Франции от англичан или Гуса на освобождение Церкви от католических извращений, введенных папизмом, а именно индульгенций и безграмотных священников, что имело место в том страшном XIV веке. И он, и она заплатили за это сож­жением на костре, настолько сильная у них была внутренняя энергия. Всё это я подробно изложил, начиная с 1973 года, когда мне исполнилось 70 лет, в своей книжке «Этногенез и биосфера Земли». Повторять этого, естественно, я не могу.

Лев Николаевич Гумилёв — доктор исторических наук, доктор географиче­ских наук.

Константин Павлович Иванов — кан­дидат географических наук, заведующий лабораторией этногеографии Петербург­ского государственного университета.

Вячеслав Юрьевич Ермолаев — канди­дат географических наук, референт Ака­демии естественных наук России.

Григорий Владимирович Бондаренко — студент исторического факультета МГУ.